Юрий Полисский

 

СОРОК СЕКУНД СЧАСТЬЯ

 -Переезжай ко мне, - предложил он.

-Не могу: у меня здесь внуки. Лучше ты оставайся у меня.

-Не могу: мои внуки там.

Они стояли – два старых человека и смотрели друг на друга прежними, молодыми глазами. После той нелепой ссоры она вышла замуж за нелюбимого и с мужем уехала в Израиль. Он еще целый год на что-то надеялся, а потом тоже женился не по любви. И сегодня, через полстолетия,  они снова встретились и поняли, что чувства никуда не ушли.

- Я всю жизнь люблю тебя, - признался он.

- И я тебя тоже.

Глядя друг на друга, они искали и не находили нужного решения.

- Ну, тогда обещай, - попросила она, - что в следующем году прилетишь снова.

- Целый год в моем возрасте – это слишком много. И я не уверен, что со своим инфарктным сердцем смогу совершить такое путешествие еще раз. Так что прилетай ты.

- Увы, для моего сердца с пятью стентами это тоже не под силу.

Они стояли – два старых человека и смотрели друг на друга, понимая, что это, может быть, их последняя встреча.

- Твой автобус до аэропорта будет через пять минут.

Они обнялись, и, молча, стояли в ожидании автобуса.

Вой сирены разрушил тишину прощания.

- Что это? – спросил он.

- Подарок из Газы. Через сорок секунд ракеты упадут здесь.

Не размыкая объятий, они еще сильнее прижались друг к другу. И высокого напряжения искра, пронизав сердца, соединила их в одно, в котором пульсировала выстраданная ими любовь.

- Видишь, судьба благосклонна: мы, наконец, вместе.

- Да, родная, это самые счастливые секунды в нашей жизни.

Ракета разорвалась в километре от них на безлюдном побережье, а два старых счастливых человека все так же стояли, обнявшись и живя друг в друге.

Из-за поворота вынырнул рейсовый автобус, и в этот момент город накрыл новый вой сирены.

 

 

ЗАМКНУТЫЙ КОНТУР

 

Маленький мальчик бежал по нескошенномулугу, а над ним, снижаясь,  кружил в своей дикой охоте самолет. Мальчик понимал, что убежать невозможно, но все равно, гонимый смертельным страхом, бежал вперед, теряя последние силы.

После той, первой бомбежки города в 41-м, когда в мессиве взрывов, криков, стонов они с бабушкой бежали к бомбоубежищу, «самолетный» кошмар снился ему каждую ночь.

Шли годы. На его родной город больше не падали с неба бомбы, и кошмарные сны прекратились.  И уже, став взрослым, он все чаще видел другие сны, в которых под израильским на удивление не жарким солнцем ходил по священному городу Иерусалиму.

Его сны сбылись.

Он стоял у всемирной святыни - Стены Плача, прижавшись к ней ладонями и лбом. А рядом, также прижавшись ладонями и лбом, стояли люди разных вероисповеданий и рас. И какое значение имеет верующий ты или нет, когда в твоем сердце столько несбывшихся надежд и накопленных обид, столько испитой сверх всякой меры горечи. И поэтому ты, как и каждый, обращаешься к Нему с просьбой не о чем-то несбыточном или незаслуженном. Ты всего лишь просишь Его дать совет и немножечко счастья. Онстоял у Стены Плача и просил. Нет, не для себя. Просил для дорогих и любимых. Просил мирного неба над Израилем и благополучия для родной Украины. А потом не удержался и попросил чуточку для себя.

Он касался каменных плит, чувствуя, как в них пульсирует многовековая боль его народа. Эта пульсация проявлялась все явственной, и, наконец, образуя замкнутый контур, стала циркулировать, проходя через сердце и рождая мощное защитное поле.

- Тебя трудно назвать верующим, - услышал он идущий сверху голос, - но именно ты избран мною. И до тех пор, пока будет замкнут связующий контур, ты неуязвим. Но теперь и боль этой страны будет проходить через  твое сердце, не давая ему успокоиться. И, если так же, как тысячелетия назад, вы снова, разрушая связи, начнете ссориться друг с другом и так же бездарно потеряете свою страну, ты тоже будешь за все в ответе.

Он летел домой, прикрыв по обыкновению глаза, и видел, как будто старый, но совершенно другой сон. Он - маленький мальчик бежит по нескошенномулугу, а над ним, снижаясь,  кружит в своей дикой охоте самолет. И вдруг, поглощенный мощным защитным полем, самолет рассыпается на части. А по нескошенному лугу, раскинув руки и что-то горланя, бежит и бежит маленький счастливый человечек.

 

 

ДО ИЗ АМЕРИКЭ

 

Когда началось это безумие – гражданская война в России, родители Эли Сумберга приняли окончательное решение уехать в Америку.

- Элечке, таерер унзере зинеле (на идиш – «Элечка, дорогой наш сыночек»), бери свою семью и, пока не поздно, все вместе отплываем в Америку. Там нет погромов, там никто тебе не скажет «жид», там рай земной. Одним словом – Америка.

Но Эля, переживший в этой стране погромы, солдатские окопы первой мировой, погибавший в тифозном бараке, неожиданно отказался:

-  До из Америкэ (на идиш – «Здесь Америка»), - сказал он.

Так и прожил эту жизнь Эля Сумберг, получив от здешнего «рая» всего сполна: жестокие погромы, еврейскую резню махновскими бандитами, постоянный страх от визга тормозов ночных «энкавэдевских» машин, эвакуацию семьи в трижды попадавшем под бомбежку «товарняке», борьбу с «безродными космополитами», оголтелый хрущевский антисемитизм.

«До из Америкэ».

- Неужели и я совершил ту же ошибку, - в сотый раз задавал себе вопрос сам уже ставший дедом внук Эли Сумберга.

Он ходил по улицам красивого Израильского города Ашдода, куда приехал встретиться с родственниками. Ходил и восхищался выросшей в пустыне цветущей страной, и людьми, построившими свою страну и беззаветно любящими ее.

- До из Америкэ.

…Самолет из Тель-Авива благополучно приземлился в Днепропетровске.  Внук Эли Сумберга, пройдя таможенный и паспортный контроль, вышел в зал ожидания аэропорта. И в тот же  момент его шею обвили руки самого дорогого и любимого в мире создания – обожаемой внучки.

- Ты был прав, дедушка Эля, до из Америкэ.

 

 БЕЛЛА

«Ты краски дал, что стали мне судьбою»
         (Марк Шагал)

Ты краски дал, и в глубине сосуда
мерцающий огонь, что тихо догорал,
взметнулся ввысь, и сотворилось чудо:
Скрипач играл в ночи. О, Боже, как играл!

Скрипач играл, и уходили звуки                
сквозь призрачность времён в прозрачность тишины.
И билась боль -  предвестница разлуки,
как верный камертон трепещущей струны.

Ты краски дал, и, получив свободу,
мозаикой мазков ложась на полотно,
Она мечтой плыла по небосводу,  
лиловою мечтой, взлелеянной давно.          

Она плыла, раскинув в счастье руки.
Далеким был финал, неведомый пока.
Но билась боль -  предвестница разлуки,
И на пространство крыш садились облака.

«Ты краски дал, что стали мне судьбою»,
И кисти, и мольберт, и день, и лунный свет.
Но что мне мир, построенный Тобою,
Когда в нем нет её, когда её в нём нет.


МОЛИТВА

Для всех моих родных – и близких, и далеких,
Для всех друзей моих, живущих на земле,
Я каждый день прошу: Судьба, продли им сроки
Простого бытия в плывущем корабле.

И освети их путь земным обычным счастьем.
Их дом убереги от бури и невзгод,
От зависти людской, от злобы и напасти.
От боли их храни, храни из года в год.

Наполни души их лазурью небосвода,
Где звездная страда, где солнце и луна.
И дай здоровья им до самого ухода,
Чтоб радости нектар испить смогли до дна.

Пусть будет каждый миг в стремительном потоке   
Финальных кратких дней отрадою во мгле
Для всех моих родных – и близких, и далеких,
Для всех друзей моих, живущих на земле.


РАСПЛЕСКАЛОСЬ ЛЕТО

Расплескалось лето
в трепетных рассветах,
в звездах синеоких,
в пении ручья.

Облетев полсвета,
расплескалось лето
и ушло до срока
в дальние края.  

А на тихом плёсе
закружила осень
ранним листопадом,
стылостью полей.

Закружила осень
и ушла сквозь просинь
под холодным градом
с криком журавлей.


*       *       *
Сегодня мы с тобою снова
в плену опасной высоты.
До расставания – полслова,
всего полслова до черты.

Я вижу: просто ты устала,
а горизонт еще вдали.
Мы очень  много, очень мало
друг в друга прорасти смогли.

Не говори: мы оба знаем
горячих слов неправоту.
От темной грани улетая.
вновь набираем высоту.

Пусть не найти дорог начало
и день вчерашний не найти,
мы очень много, очень  мало
прошли по звездному пути.


*       *       *
Всё тот же путь. Сгущаются туманы,
мир судьбоносных звёзд по-прежнему далёк.
И Музы свет уходит так нежданно,
срывая сердца ритм, что хрупок, как росток.

Осенний гром и ливневые воды.
Опавших листьев прель – мелькающий дурман.
Я ухожу в сплошные непогоды,
Альтернативы нет: я ухожу  в туман.

Мне повезло: был свет в конце тоннеля,
Надежды яркий луч, судьбы бесценный дар.
И, может быть, на прежней параллели
начну свой новый путь, где пьют иной нектар.
 
Пройдя сквозь ночь, и сквозь дожди  и грозы,
оставив позади назначенный порог,
стою у покосившейся березы
в начале всех несбывшихся дорог.